Жить здорово: Выпуск от 24 марта 2011
марта 24, 2011 Posted in видео, Жить здорово 2011
Передача жить здорово выпуск от 24.03.2011.Смотреть онлайн бесплатно последний выпуск за сегодня.
Про жизнь Ожирение — это чума 21 века. Ожирение – вина человека или его беда?
Про еду Цепкость ума и ясность памяти — свойства присущие молодости. Как же сохранить их в зрелые года? Сегодня на нашей кухне баклажан — супер еда для молодости.
Про медицину Благодаря успехам медицины от туберкулеза люди не умирают, как это было раньше. Но враг не дремлет. Что нужно знать о туберкулезе?
Про дом Радиация в нашем доме. Есть ли она и каковы ее источники? А главное как защититься от невидимой угрозы?
Ведущие: Елена Малышева
Длительность: около 50 минут.
Лица: Герман Гандельман, Елена Малышева, Андрей Продеус, Дмитрий Шубин.
Тэги: есть ли радиация в нашем доме, ка кможно заразиться туберкулезом, как бороться с туберкулезом, как защититься от радиации, как нужно есть баклажан, как предотвратить ожирение, каковы источники радиации, кому нужно есть баклажан, у кого возникакет ожирение, чем полезен баклажан, Что нужно знать о туберкулезе, что содержит баклажан, что такое ожирение, что такое радиация, что такое туберкулез
(Нет голосов)
Loading...
марта 25, 2011 at 3:06 пп
Три письма Президенту России
Моя мама, В.Н.МОРОЗОВА, очень больна: сердце. Вот уже более двух лет мы с ней ведем трудную борьбу за жизнь.
По данным Росстата, ежегодно от сердечно-сосудистых болезней в России умирает более 1 миллиона человек – по сути, это население крупного областного центра. А смертность от болезней кровообращения составляет 56%.
Первый раз я написал Президенту России Д.А.МЕДВЕДЕВУ в феврале 2010г. — просил помочь маме, пенсионеру-инвалиду из маленького города в Самарской области. Еще в конце 2008г. у нее началось осложнение заболевания. Лечение в городской больнице не дало желаемых результатов, но я благодарен врачу-кардиологу Татьяне Николаевне КАЗАКОВОЙ, лечившей маму, и врачам отделения реанимации Ольге Николаевне СЫСОЕВОЙ и Анне Викторовне ГОРБУНОВОЙ, которые старательно выхаживали ее.
Я понимаю, что врачи не всесильны: вскоре после выписки из больницы мама несколько раз буквально умирала у меня на руках. Это были страшные минуты, мне их никогда не забыть. А в самарскую клинику нас не направляли. Обо всем этом я и написал в первом электронном письме президенту на компьютере в почтовом отделении.
Свою работу в Самаре я вынужден был оставить, чтобы ухаживать за мамой. Больше некому, единственный сын. Весь прошлый год (каждый день и каждый час!) был для нас тяжкой борьбой за ее жизнь: то нечаянной победой, то страхом и отчаянием. Часто накатывали приступы удушья, мучили отеки. Когда надежда на ответ президента почти угасла, в почтовом ящике я вдруг нашел письмо из аппарата правительства Самарской области. В нем сообщалось, что мое обращение, поступившее из администрации президента, направлено на рассмотрение в министерство здравоохранения и социального развития Самарской области.
Вскоре маму приняли в Самарский областной клинический кардиологичекий диспансер (СОККД). Там все оказалось по принципу: спасение утопающих (т.е. уход за больными) – дело рук самих утопающих. Я старался приходить как можно раньше, помогали и соседи по палате. К нам хорошо относились медсестры, дежурные врачи. Но врачи не верили, что отеки можно снять.
Без каких-либо отговорок меня принял профессор В.П.ПОЛЯКОВ, заслуженный врач России, лауреат национальной премии «Призвание». Он посмотрел историю болезни, покачал головой и сразу поднялся в палату для осмотра. Спустя несколько дней коротко бросил мне:«Вы сами виноваты, что не сделали операцию раньше».
Я смотрел, как он уходит по коридору, и думал о том, что и мне проще было бы так сказать маме. Оставить ее без помощи. Главный кардиолог Самарской области, замглавврача СОККД Д.В.ДУПЛЯКОВ сказал примерно то же: ни один хирург в мире не возьмется делать операцию. Он не обозначил никаких перспектив, кроме замены сердца и легких. Я пытался проконсультироваться с другими российскими медиками через интернет. Отсылал свои просьбы и сообщения на сайты известных телепрограмм, задавал вопросы на форумах. Меня интересовало мнение разных врачей, но никто не ответил.
Тем временем отеки у мамы начали спадать. Но она простудилась, лежа в палате у окна. Срок пребывания в кардиоцентре подходил к концу. Заведующая объяснила мне, что «страховая компания оплачивает только 13,5 дней пребывания больного в клинике». Тогда я через интернет отправил письмо министру здравоохранения Самарской области (им был КУЛИЧЕНКО В.П.). «Под давлением сверху» маму начали готовить к операции.
Взяли заново анализы, сделали проверку сосудов. Коронарография показала 100%-ю их чистоту. Приходила хирург, назвала примерную дату операции. А затем был собран консилиум, и нам сообщили, что операцию делать не будут. Председатель врачебной комиссии, замглавврача по хирургии СОККД профессор ГОРЯЧЕВ В.В. ответил, что ничего сделать нельзя. Мы с мамой пошли к заведующему 11-м кардиохирургическим отделением, заслуженному врачу РФ БЕЛОМУ В.С., который тоже входил в состав консилиума.
В ходе беседы он назвал три варианта возможных последствий операции: станет хуже, ничего не изменится, будет лучше. Перед глазами сразу всплыла картина, как недавно мама у меня на руках синела от удушья, и я спросил: «А что нам еще остается?» Доктор ответил, что нужно снова собрать консилиум. При этом улыбнулся и добавил, что надежда есть, поскольку и председатель консилиума был за проведение операции. На следующий день собрались, но операцию снова решили не делать.
Я отправился на прием в областное министерство здравоохранения. В приемной меня «просветили» в том плане, что «даже сам министр не может заставить хирурга делать операцию». И порекомендовали обратиться к главному терапевту области. Я обратился, но главный терапевт направил к главному кардиологу области.
Отправился к главврачу СОККД. Он принял меня и рассерженно посоветовал «не писать больше писем и не отвлекать людей от работы». Сказал, что я хочу, «чтобы хирурги убили маму». Что он, сам хирург, не возьмет греха на душу кого-то заставлять делать ей операцию. Что мы сами виноваты, что не сделали операцию раньше. Что если я ему не верю, он готов дать направление в федеральный центр сердечно-сосудистой хирургии в Пензе. И дает стопроцентную гарантию – ей и там не сделают операцию. Под конец беседы как-то грустно заметил, что «не может вечно держать ее в клинике»…
Работники СОККД, действительно, направили наши документы в Пензу. И вскоре нас пригласили туда на консультацию и возможную госпитализацию. Дату назначили через два месяца — 27 июля. Сам не знаю, как мы продержались в то жаркое лето, живя на пятом этаже пятиэтажки без кондиционера. Даже крепким, здоровым людям было плохо, а жизнь мамы постоянно висела на волоске.
В подготовке анализов нам очень помогла врач Антонина Васильевна МИРЮК, замещавшая заведующего городской поликлиникой. Успокоила, что данные анализов хорошие, и направила машину «скорой», чтоб довезти нас до вокзала. Уже в поезде по моей просьбе начальник вагона предупредила работников медпункта на вокзале в Пензе. Нас встретили, вызвали машину «скорой» и отвезли в федеральный центр. Без их помощи мы просто не смогли бы доехать. Столько надежд возлагали мы на это учреждение! А оно поразило своим современным техническим оснащением, блеском, идеальной чистотой и — равнодушием персонала.
В отличие от самарских врачей, кардиохирург даже не стал осматривать больную, выдержавшую такой трудный путь в раскаленном, душном вагоне. Просто перелистал бумажки обследований и отказал в операции:
— Ни один хирург в России не станет вам делать операцию, в том числе и в московском институте Бакулева. Зачем вы сюда приехали?!
И ушел. В заключении значилось сокрушительное: «Операция противопоказана». Когда мы выходили из кардиоцентра, мама расплакалась и сказала:
— Назло им буду жить.
Вернувшись домой, я отправил результаты обследований, выписки и заключения врачей в иностранные клиники. И через несколько дней разговаривал по телефону с заведующим одной израильской клиники. Он настаивал, что операция ей показана, т.к. без нее очень высок риск смертельного исхода. Сказал, что необходима замена сердечных клапанов. Добавил, что не понимает, почему пензенский кардиоцентр отказал в операции, отметив высокий уровень его технического оснащения. Вскоре пришел ответ и из клиники Мюнхена. Отказ в операции прокомментировали как вынесение смертного приговора и тоже посоветовали не затягивать с операцией.
Тогда я написал второе письмо Президенту России. В ответе из Минздравсоцразвития РФ указывалось, что, согласно приказу Министерства №1024н, гражданин России может быть направлен на диагностику и/или лечение за пределами России. Для этого необходимо направление из областного минздрава в федеральный центр и обоснование последнего в необходимости лечения за границей.
Однако специалист Самарского областного министерства здравоохранения ЗАВЬЯЛОВА М.П. предупредила, чтобы я особо не рассчитывал на лечение за границей, и отправила наши документы в Москву, в научный центр сердечно-сосудистой хирургии им. А.Н.Бакулева РАМН. Нас пригласили туда на консультацию. Спасибо городской администрации, председателю общества инвалидов и работникам управления соцзащиты —на проезд в Москву нам выделили средства.
До столицы мы благополучно добрались плацкартом. Кардиохирург предложил сначала пройти двухнедельное лечение в обычной московской больнице, а по результатам взять нас на госпитализацию в клинику им.Бакулева. И мы пролежали «в обычной больнице»…
Это был настоящий ад. Людей везут и везут, палаты и коридоры в приемном отделении забиты до отказа. Медики измотаны, кадров не хватает, даже экстренным больным не успевают оказывать помощь… 3 ноября маму, наконец, приняли и оставили на праздники «подлечиться» в клинике Бакулева. Но через день ей стало хуже: пропал аппетит, появилась слабость, одышка. Хирург снова отказал в операции, а лечащий врач хотела ее выписать домой этим же днем. И категорически отказалась подготовить письменное обоснование для лечения за границей.
Мама говорила совершенно убитым голосом: «Мне уже все равно, я хочу домой». Чтобы добраться до железнодорожного вокзала, нам пришлось нанимать дорогостоящую машину санперевозки для тяжелобольных. Иного способа не оставалось. Мы снова чудом добрались до дома. На каждой длинной остановке к поезду вызывали «скорую». Еле выбравшись из поезда в Отрадном, на «скорой» доехали до дома. И скоро маму увезли в реанимацию.
Потом я отправил выписку из института Бакулева в кардиоцентры Мюнхена и Берлина. И немецкие врачи согласились в любое удобное для нас время взять маму на операцию. Врач кардиоцентра в Берлине писал, что «подобные операции в берлинской клинике проводят одну-две каждый день»! Посоветовал отправить маму санавиацией из Самары в Берлин, но, разумеется, за всё это нужно заплатить астрономическую сумму. Таких денег нам никогда не собрать.
Специалист Самарского облминздрава сказала, что помочь теперь ничем нельзя. Тогда я написал электронное письмо в приемную губернатора. Оттуда пришел ответ, что мое письмо направлено в областное Министерство с контролем. Я примерно догадывался, какой будет ответ. И вот тогда в отчаянии написал третье электронное письмо Президенту России. Снова надеялся на чудо и снова, как в первом, просил помочь. 31 декабря 2010г. пришло письмо из областного Минздрава в ответ на мое обращение к губернатору.
В нем говорилось, что по рекомендации специалистов клиники им. Бакулева в ноябре 2010г. в оперативном лечении В.Н. Морозовой отказано. А 6 января 2011г. пришло письмо из московского Минздрава с предложением обратиться в Самарский облминздрав. Конечно, я позвонил и туда, и сюда, но — без надежды. Всё это больше напоминало попытки проломить стену лбом…
Потом снова звонил в Москву, интересовался, есть ли статистика отказов в оперативном лечении наших федеральных центров. Любопытно узнать, какой из них лидирует. Мне объяснили, что существует закрытый сайт для работников Минздрава, посоветовали обратиться в областной Минздрав. А там ответили, что «эта информация — не для частных лиц»…
…На память обо всех злоключениях у меня останутся уведомления о прочтении моих писем Президентом России. «Я просто борюсь за маму, так как верю в свою страну и в то, что маму можно спасти», — так заканчивалось первое письмо. А последнее, написанное спустя год: «Конец нашей истории будет, скорее всего, печальным». Так что за год кое-что изменилось. Пафоса у меня стало меньше…
Рейтинг: 338 / Комментариев: 6 Евгений Морозов
17.02.2011